Мирон приводит меня в номер. Даже не сопротивляюсь, потому что не хочу. Не могу.

— Сядь! — грохочет он.

Послушно опускаюсь на край кровати.

— Я хочу поехать в больницу…

— Нет!

— Я должна быть там!

— Должна? Должна?! Да если бы ты хоть раз сделала, что должна, то ничего бы не случилось!

Он впервые кричит на меня. Понимаю, что заслужила, но от этого не легче. Я бы сделала все, что угодно. Сожрала бы ящик гвоздей, позволила бы тем двум уродам трахнуть меня. Все! Лишь бы иметь возможность все исправить. Но мы не можем изменить прошлое. Как бы сильно этого не желали.

— Это больше не может продолжаться… — произносит Мирон устало, проводя ладонями по волосам.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ева… Я любил его. Не так, как ты, но он был моим младшим братом. Мы росли вместе. Он родной мне человек. И я тоже его потерял! Я хотел помочь тебе справиться. Очень хотел, но по факту лишь потакал твоим безумствам, закрывая глаза на то, что ты не пытаешься выбраться, а лишь зарываешь себя все глубже. Дем бы убил меня за это...

Сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

— Он оставил меня. Может быть ему все равно? — отвечаю, вспоминая, что Демьян пропал куда-то на два года.

— Он умер, Ева! Умер! Его больше нет! И ты должна уже принять это!

Мое эмоциональное состояние разбивается на осколки.

— Я не хочу это принимать! Не хочу! — верещу, топая ногами.

— И к чему это привело? Ты понимаешь, что… Максим мог умереть сегодня? Ты это понимаешь?! И из-за чего? Из-за того, что ты возомнила себя самой крутой и бесстрашной? Потому что тебе нечего терять? Потому что ты сама не хочешь жить? Почему он должен был заплатить за это?!

Это взрыв! Бомба и не одна. Самая страшная пытка чувством вины. Сказать, что мне больно, ничего не сказать. Это нужно только прочувствовать, но я никому такого не пожелаю. Все эмоции сходятся в одной точке, превращаясь во всепоглощающую истерику, стирающую личность, оставляя лишь необузданный комок нервов.

— Хватит! Прекрати! — слышу где-то вдалеке. — Ева! Успокойся! Прошу тебя… Прости… Слышишь? Прости меня!

Но я не могу остановиться. Единственный, кто должен просить прощения, это я, но… Никто меня не услышит. Никто не простит. Я разрушила все. Убила все хорошее, что могло случиться со мной. Погубила того, кто смог принять меня. Хотел помочь. Кто защитил меня. В кого я влюбилась, забыв о прошлом.

Но теперь ничего не осталось… Руины… Пепелище… По которым носятся разрывающая остатки души горечь и яростная боль, бьющая мечом по трупам.

Вот это то, что мне подходит.

То, чего я заслуживаю.

Голова нестерпимо гудит. Все тело ломит. Ерзаю на месте, каждая мышца вопит истошным криком, а в животе опустевшее поле боя. Медленно открываю глаза. Знакомый потолок и обстановка. Пустота в душе и голове навевает воспоминания.

Я под успокоительными. Лошадиная доза.

— Максим… — не узнаю свой голос, похоже больше на охрипшего кота в разгар марта.

— Ева… Доченька…

Передо мной появляется лицо мужчины. Голубые глаза, седина на темных волосах. Он смотрит на меня с нескрываемым беспокойством.

— Папа?

Замечаю еще одну фигуру в комнате… Мирон… Выглядит так, словно на него вчера напала стая ягуаров. Друг отводит взгляд, сжимая челюсть. Он сдал меня. Полтора года, после выписки из больницы, Мирон прикрывал меня перед родителями, не рассказывая, что их дочь больше не работает здесь, а просто…

В глазах снова появляются слезы. Сердце из последних сил толкается в ребра.

— Я не мог иначе, Ева. Тебе нужна помощь… — тихо говорит Мир.

— Я понимаю, — отвечаю одними губами.

— Ева… — надломлено произносит отец. — Почему ты скрывала?

— Как малышка Майя, папуль? — спрашиваю я, не сдержав смешок.

У отца уже давно другая семья. Маленькая прелестная дочка и красавица-умница жена. Зачем ему проблемы взрослой и сумасшедшей дочери, еще и от женщины, которая изменяла направо и налево?

— Ты тоже моя дочь, Ева… Если бы я знал…

— И что теперь? Снова в психушку? — спрашиваю, уже догадываясь об ответе.

— Мы найдем лучшую клинику. Возможно, за границей.

— Хорошо, — киваю, а у самой желание натянуть себе пакет на голову и просто сдохнуть.

Это было бы лучшим решением и вдобавок справедливым.

Колющая боль под сердцем напоминает о нем… Поворачиваюсь к Мирону, шею сводит от резкости движения. Плевать, что будет со мной. Можете прямо сейчас поселить меня в мягкой комнате до конца жизни, только скажите, что с Максимом все в порядке.

11

В очередной раз открываю глаза. Голова уже более ясная. Все та же палата. Мягкий свет, слабый запах антисептиков. Боль в правом боку тоже ощущается по-другому. Более явной, но не такой резкой, как...

А сколько я уже здесь?

Спинка больничной койки приподнята. Аккуратно поворачиваю голову, стараясь не дышать слишком глубоко. Где-то должна быть кнопка или колокольчик, чтобы вызвать кого-нибудь из персонала. Во рту сухо, словно я бухал три недели без передышки. Лучше бы так и было…

Дверь открывается, дергаюсь от неожиданности и тут же жалею об этом.

— Черт! — хриплю я, глядя на тучную женщину в возрасте. — Простите…

— Позову врача, — произносит она и тут же уходит.

Ева… Сердце разгоняется, выкрикивая ее имя. Где она? Я помню, что с ней все было хорошо, но… Мне нужно ее увидеть. Надеюсь, она здесь. Должна быть здесь. Она бы не бросила меня одного, после того как я получил перо под ребра, защищая эту сумасшедшую.

— Добрый день, Максим. Как самочувствие? — в палате появляется худой высокий мужчина.

Предположительно доктор, который меня оперировал. Смутно помню его голос.

— Здравствуйте. Лучше, чем с дыркой в пузе. Спасибо. Как долго я отходил от наркоза?

— Еще не отошли.

— И все же…

— Почти сутки.

— Кто-нибудь из моих друзей здесь? — пытаюсь оторвать спину от койки, но доктор тут же вскидывает руку.

— Вам нельзя вставать. Операция прошла успешно, благодаря тому, что вам оказали первую помощь, но мне пришлось…

— Не забивайте мне голову. Давайте к самому плохому.

— Все органы на месте, но вам предстоит три-четыре месяца реабилитации.

— Сколько из них я проведу в больнице?

— Трудно сказать. Все зависит от вашего организма.

— Могу я увидеть друзей?

— Да. Но сначала Алла вас осмотрит и подготовит. Думаю, вы не откажетесь от обезболивающего.

После его слов боль в боку становится едва терпимой.

— Не откажусь.

Чувствую себя стариком или наоборот ребенком. Один хрен немощным существом, которое не в состоянии о себе позаботиться. Медсестра довольно милая, но строгая женщина, наматывает вокруг меня круги. По ее лицу понятно, что она хочет что-то сказать, но держится из последних сил.

— Алла, вы так лопнете. Говорите уже, — усмехаюсь я поморщившись.

— Почему молодые совсем себя не берегут? У вас же еще вся жизнь впереди, а вы… — качает головой с осуждением и прикладывает холодную грелку на место моего шва. — Вот зачем ты полез в драку? Неужели нельзя было решить все словами?

— Я просто вступился за свою девушку… И сделал бы это снова, даже зная исход.

— Влюбленный идиот, прости Господи, — тяжело вздыхает медсестра. — В следующий раз… Просто хватай ее и беги. Лучше бы детей делали, а не ножами махали.

Не могу сдержать улыбку, в ответ на которую женщина задирает нос и выходит из палаты. Чудачка.

Мысли о Еве не дают покоя. Мне нужна хоть какая-то связь с внешним миром. Нужна информация. Так и с ума можно сойти, и тогда я просто перееду из одного медицинского учреждения в другое, с более специфической направленностью.